** - Имя это принадлежало принцессе Гондора, которая вела свою родословную, по утверждению Арагорна, по южной линии. Так же звали дочь Эланор, внучку Сэма, хотя имя ее, скорее всего, взято именно из этой песни. Появиться в Западном Уделе оно не могло.

*** - Загородка - небольшая гавань на северном берегу Ветлянки за Городьбою, которая хорошо охраняется и защищена "загородью" - изгородью из кольев в воде. Брередон ("вересковый холм" на всеобщем языке) - небольшая деревушка на косогоре за гаванью, что лежит в узком языке между Сенной и Брендидуимом. Близ Схода, притока Ивлянки, была пристань, от которой проселочная дорога бежала к Глубокопному и далее к тракту на Неторное Перепутье, что шел через Камышное и Склады.

**** - Возможно, именно они-то и далт ему это имя (оно забрендийское по форме) в дополнение ко всем его более древним проз-ищам.

Жил-был Том Бомбадил - развеселый малый В ярко-желтых башмаках, в синей куртке старой, И в зеленом кушаке, и в чулках из кожи, В острой шляпе, и перо есть на шляпе тоже. Он на горке поживал, где родник Ветлянки В чащу ручейом сбегал прямо по полянке.

Как-то летнюю порой старый Том, гуляя, В заливных лугах кружа, лютики срывая, Травкой щекоча шмелей, что в цветах гудели, Засиделся у реки: воды так блестели...

Борода висит в воде, прямо как на грех. Золотинка, дочь Реки, тут всплыла наверх... Ловко дернула она. Том в кувшинки - плюх! Ну барахтаться, хлебать, булькать - фух! да ух!

- Эй, Том Бомбадил! Ты на дно собрался? Пузырей тут напускал, тиной расплескался, Быстрых рыбок разогнал, диких уток тоже... Шляпу, глянь-ка, утопил! И перо к тому же!

- Ты достань-ка мне ее, милая ундина! Бомбадилу нипочем лужица и тина. А потом назад ныряй в омут свой тенистый, Спи себе там средь корней старых ив ветвистых!

Золотинка ускользнула в дом подводный, к маме, Том остался у реки в шляпе и кафтане. Он на солнышке присел: отдых Тому нужен, Чтоб просохли башмаки и перо к тому же.

Тут проснулся Старец Ива, начал песнопенье, Крепко Тома усыпил под ветвистой сенью, В щель тихонько засосал - крак! - нет двери туже. Том пропал, и башмаки, и перо к тому же. - Эй, Том Бомбадил! О чем размышляешь? Посидеть в моем нутре разве не желаешь? Щекочи меня пером, а я воды напьюсь, И капелью на тебя по трещинам прольюсь!

- Ну-ка, выпускай меня, Старец Ива, душка! Корни старые твои, право, не подушка! Пей речную воду всласть, набирайся силы, Сон тебе хочу послать, как ундине милой.

Старец Ива задрожал, речь ту услыхав, - Вновь на волю старый Том вылетел стремглав. Скрипнув, вмиг сомкнулась щель, замерла листва... По Ветлянке вверх пошел Бомбадил тогда. На опушке посидел, где и свет и тень, Свист и щебет певчих птиц слушал целый день. Бабочки вились над ним, солнце опускалось, Туч угрюмых пелена в небо поднималась.

Мелкий дождь заморосил и вдруг хлынул бойко, Гладь речную замутил, пузырей-то сколько! Том пустился наутек под тугой капелью И в укромную нору спрятался скорее.

Жил в норе Барсук седой, черные глазищи, С сыновьями и с женой. Холм изрыл до днища. Он за куртку Тома - хвать! - и скорей в туннели Поволок, в земную глубь от передней двери.

В темном тайнике своем заворчал сердито: - Ну, Том Бомбадил, вот теперь мы квиты! Ты зачем вломился в дом непрошенно- незванно? Поищи-ка путь наверх! Будет нам забавно.

- Ну-ка, выводи меня, Барсук-барсучище! Землю с лапок отряхни, вытри нос почище! К задней двери проводи в зарослях терновых, Сам же спать скорей беги, слов не жди суровых: Золотинка крепко спит, Старец Ива тоже. Препираться мне с тобой, право, тут не гоже!

Испугались барсуки, извиняться стали, Ход удобный к задней двери мигом показали. Сами дрожкою дрожат: юркнули в нору, Глиной стали затыкать каждую дыру.

Дождь прошел, в умытом небе легкой дымки вязь. Бомбадил домой пошел, в бороду смеясь. Ставни настежь распахнул, в комнату войдя. Мотыльки тотчас порхать стали вкруг огня. А в окошках свой заводят звезды хоровод, Тонкий месяц с небосвода уплывет вот-вот.

Тьма сгустилась над холмом. Том свечу берет, К двери по скрипучим доскам с песнею идет. Холодом дохнула ночь: - Слушай, Бомбадил! Зря ты о Могильном Духе, весельчак, забыл! На свободе я опять, из кургана встал, Где источенных камней щерится оскал. Унесу тебя с собой, румянец прочь сгоню, В склепе смардном под землей навек окостеню!

- Прочь! Немедля дверь закрой! Сгинь в немую тьму! Слушать твой загробный хохот Тому ни к чему! В землю, скрытую травой, кости уноси! Золотинка видит сны, спят и барсуки, Старец Ива задремал, и тебе спать вскоре. Клад могильный свой храни и былое горе!

Дух Могильный тут вздохнул, тяжко застонал, И в окошко с воем выплыл, темной тенью стал, Прочь помчался над холмом, словно филин-тать, Чтоб в кургане одиноком ребрами стучать.

Бомбадил же лег в кровать, по уши укрылся, Крепче Старца Ивы мигом в дрему погрузился, Носом начал выводить звонкие рулады. Так уютно, сладко спать все бы были рады.

На рассвете он вскочил, песней солнце встретил, Сыр бор, волглый дол в песне той приветил, Быстро куртку натянул и чулки из кожи. Где же шляпа? Здесь. Перо есть, конечно, тоже.

Вот он, Том Бомбадил, развеселый малый, В ярко-желтых башмаках, в синей куртке старой. Тома похищать никто больше не желает, По Ветлянке, по холмам, в чаще он гуляет, В лодке плавает своей, нюхает кувшинки... Но однажды старый Том похитил Золотинку. В тростниках ундина пела матери напевы, Кудри пышною волною стан скрывали девы.

Крепко обнял Том ее. Ну переполох! В рассыпную удирают выдры, как горох, Цапли в крик, тростник трепещет, дева вся дрожит... - Душенька, пойдешь со мной! - Том ей говорит: -Стол накрыт: там желтый мед, белый хлеб и масло, В окнах розы и жасмин, значит, все прекрасно. Позабудь родных озер мокрые цветы, Здесь любви тебе не встретить и не обрести!

Свадьбу весело и споро Бомбадил сыграл, Пел, свистел, играл на скрипке. Шляпу, кстати, снял. В праздничный венок он вплел желтые кувшинки. Было искристо-зеленым платье Золотинки, Ирисы и незабудки в волосах синели. Бомбадил с невестой милой рядышком сидели.

Ламп уютен желтый свет, а постель бела, Золотистая, как мед, выплыла луна. На лужайке под холмом пляшут барсуки, Старец Ива тянет к окнам веточки свои. Тихо в сонных тростниках Мать-Река вздыхает, Слушая, как Дух Могильный стонет и рыдает.

Бомбадилу нипочем все ночные звуки: Трески, вздохи, шепоток, шорохи и стуки. На рассвете он вскочил, песней солнце встретил, Сыр бор, волглый дол в песне той приветил. На пороге он сидит, хлопает лозинкой, Рядом золотые кудри чешет Золотинка.

Начал старый год желтеть, Запад ветер шлет, Листьев бука видит Том медленный полет. - Что ж, пусть ветер гонит прочь летние деньки, Том не будет ждать тепла, сидя у реки! Лучше лодку починю: пусть она плывет По Ветлянке вниз, а там - как уж повезет!

Птичка села на сучок: - Слышу, слышу Том! Знаю, знаю, что тебя манит, гонит вон! Полечу и просвищу, пусть встречает он!

- Цыц, болтушка! Вмиг тебя ощиплю и съем, Чтоб секреты ты мои не носила всем. Если скажешь Старцу Иве куда Том плывет, То зажарю на лозинке! Вот что тебя ждет!

Иволга, тряхнув хвостом, с ветки: -Фьюти-чу! Излови, и жарь потом! А я улечу! Кому надо на ушко вестку прошепчу: "К Сходу вечером спустись, не ложись в кровать! Торопись! Торопись! Время пировать!"

Улыбнулся старый Том: - Мысль-то неплоха! Тот иль этот выбрать путь? Поплыву туда! Лодку быстро залатав, весла он поставил, Из укромной бухты в реку нос ее направил, В камышах нашел дорогу, в гуще ивняка, Где, чуть выше, с суши в воду клонится ольха. По теченью Том поплыл с песней: -Тилли-велли! Ну, Ветлянка, обходи омуты и мели!

- Эй, Том Бомбадил, куда уплываешь? Ты про что в своей лодчонке песни распеваешь?

- Может быть, в Брендидуин вынесет Ветлянка, Там друзья у камелька близ Сенной полянки. Добрый маленький народ бед лихих не знает, Временами Бомбадил к ним в гости наезжает.

- Передай привет родным, вести привези! Кстати, не забудь узнать, где лучше караси! - Вот еще! - смеется Том. - Ишь какой хитрец! Я сейчас гребец, зевака, только не гонец! - Ах, ты так, нахальный Том?! Плавает, скажи-и-те! На корягу чтоб наткнулся ты в своем корыте!

-Ну-ка, придержи язык, Голубой Удод! Важничает тут на ветке - прямо знатный лорд! Рыбьей косточкой пригладь алый галстук свой, После в грязное гнездовье улетай, домой! Видел я, что раз удода раздевали галки: Живо перья ободрали. И конец рыбалке!

Клюв захлопнул вмиг Удод, и глаза прикрыл, Тут проплыл под самой веткой в лодке Бомбадил. Живо в небо взмыл разбойник: фр-р, и нет его, Только в спешке обронил синее перо. Том поймал его, подумал, к шляпе прикрепил: - Старое поизносилось! Цвет же очень мил.

Забурлила вдруг вода, круги бегут везде. Том весло взметнул и - шмяк! - чью-то тень в воде. - Фух! Том Бомбадил! Здрасте, добрый вечер. В лодке, чай? Ну, окуну за такую встречу! - Ты кому грозишь, усач? Я ж верхом вскочу, Крепкой хваткой на спине шкурку-то спущу!

- Фи, Том Бомбадил! Мигом уплыву, Маме, папе, сестрам, братьям новость прореву: "Том совсем с ума сошел! Надо ж по Ветлянке Выгребает, ноги врозь, в старенькой лоханке!" - Я Умертвию тогда запах выдры дам! В кольцах желтых посидишь год-другой, а там Мама сына не узнает даже по усам. Молод Тома задирать ты! Хныкать будешь сам.

- Вух! - профыркал недопесок, мордою мотнул, С громким всплеском под кормою ловко поднырнул. Брызги Тома окатили, лодка заплясала... Прятался усач, пока песня затихала.

Остров Эльфа миновал Том, глядь - за ним плывет Лебедь гордый, хмуро смотрит, клекот издает. Том смеется: - Старый ковш! Что, пера не видишь? Поистерлось! Дай другое! Тома не обидишь. Длинношеий! Ишь, фырчит, словно в горле ком! Научись речам учтивым, песни пой потом! Коль воротится Король, твой надменный вид Он в пруду своем клеймом мигом усмирит! Лебедь громко зашипел, крылья распустил, Начал лодку догонять... Только Том уплыл!

А Ветлянка унесла к устью Бомбадила, У порога там она пеной забурлила. В брызгах бешеной реки лодка, словно пробка, До причала донеслась прямо к Загородке.

- Эй, гляди! Том Лесовик - борода лопатой К Брередону, братцы, мчит! Все сюда, ребята! - Берегись! Лесных гостей мы не привечаем, Нарушителей границы стрелами встречаем! Переплыть Брендидуин здесь никто не смеет! - Фу, обжоры! Бомбадил просто вас жалеет! Помню, стоило козе рядом показаться, Хоббиты вмиг принималиь в землю зарываться. Прячетесь, коль тень свою ночью углядите, Орков, вот, на вас нашлю - мигом убежите!

- Ладно, Лесовик, болтай, раз не из пугливых: В шляпе старенькой твоей три стрелы красивых! В Брередон-то ты зачем? Коли за пивком - Бочки наши глубоки! Ляжешь под столом!

- Нет, в Ивлянку думал я к вечеру попасть, Да стремнина тут такая - как бы не пропасть! Если ялик мне дадите, вас благословлю, Много дней счастливых, тихих хоббитам пошлю!

Алым вспыхнула вода и темной притворилась, Как за Западным Уделом солнце закатилось. Схода лесенка пуста, пристань в дымке тает... Том бурчит:-Ну и дела! Весело встречают!

В темноте по тракту он долго пробирался: В Камышном свет замелькал; скрип колес раздался. "Кто тут?!" - оклик слышит Том, да ухом не ведет - Пони стали, ну а он знай себе бредет.

- Гей там! Ты зачем, чужак, шляешся без спросу? Уж давненько к нам бродяги не казали носу. Стрелы в шляпе, - знать, тебя кто-то уж застиг На участке. Подь сюда! Чего тебе, старик? Коли думал нашим пивом поживиться без гроша,- Двери будут на запоре, не получишь и глотка!

- Тихо, тихо, шерстолапый. Худо ты встречаешь! Обленился! В нужный час выйти забываешь! Ах ты, старый толстый плут! На ходу пыхтит, - Так с повозки (ну мешок!) встречным всем хамит. Ой, смотри! В чужие дали песней уведу! Впрочем, нищий не разборчив: стерпит и балду! Ладно, чудик, руку дай. Кружка за тобой! Друга в сумерках узнать мог бы, милый мой!

Из харчевни вкусный, сытный запах выплывает, Но Бирюк свою повозку мимо направляет: По проселочной дороге с грохотом промчался, Бомбадил в его тележке прыгал и качался. Звезды на небе сияют, в кухне лампа светит, Чтоб ночной скиталец сразу мог ее приметить

Все домашние отца у дверей встречают, Кланяются сыновья, дочки приседают, Жена кружки подает, гостя вводят в дом... Дальше ужин, много песен, шуток, а потом Танцы просто до упаду. Скачет сам Бирюк! В смех жена, а Том за трубку, дочки пряжу вьют.

Поздно спать все разошлись по лавкам и кроватям. Том, Бирюк сидят вдвоем: долго толковать им О холмах и старых башнях, скалах и пригорках, Хлебных всходах, ячмене, севе и уборках, О кузнечном ремесле, ценах и помолах, И о Пригорянских сплетнях, случаях веселых, Шорохе ночной листвы, ветре в соснах длинных, Гордых Стражах у Реки, о тенях трясинных.

Наконец Бирюк заснул; спит огонь, спит дом, Рано утром Том исчез, как невнятный сон: Грустный и смешной, к тому ж с неким смыслом тайным. Ливень смыл его следы, быстрый дождь случайный. У Схода не был Бомбадил и на Сенной полянке Не появлялся, песен звук не несся по Ивлянке.

Три дня у пристани одна его лодчонка мокла, А как-то на заре ее свели от Загородки. Видали хоббиты: с утра там выдры суетились, Разгрызли фалинь, а потом к Ветлянке удалились. Остров Эльфа показался. Лебедь тут как тут: В клюв бечевку взял, а лапы знай себе гребут. Гордо лодку поволок он, выдры плыли рядом, Старца Иву не тревожа ни волной, ни взглядом. Голубой Удод уселся важно на носу. Иволга с кормы свистела фьюти-тьюти-тю В бухту Тома дотащили весело лодчонку. - Рыбка-то без плавников! - усач заметил тонко. Вот тебе и тилли-велли! Позабыли весла! Ох, нескоро от причала старый Том унес их!

Жил бродяга-весельчак, Он гонец и он моряк. В новой лодке как-то раз Апельсин себе припас, Взял овсянку также он, Майоран и кардамон, Лодку всю раззолотил И лавандой надушил.

Ветры странствий он позвал И наказ им крепкий дал: За семнадцать рек нести Лодку, к цели привести. Берег он достиг один, Где клокочет Деррилин. Скалы, что поток несут, Счет лет к вечности ведут. По траве лугов пришел В тень, где мрачный косогор В горы вел, и по горам Он блуждал то там, то сям.

Сел на камень и запел, Что остался не у дел. Бабочка летела мимо, Он назвал ее красивой, Попросил развеять грусть, - Отказала. Ну и пусть! Стал он магию учить, Как ковать, как ткать и шить.

Чтобы бабочку поймать, Дымку-ткань сумел соткать, Жучьи крылья сшил из кожи, Ласточкины сделал тоже. Он догнал ее, смутил, В паутинку изловил. Лилии цветок сорвал, Из него шатер создал. На кровать им дал цветов Молодой чертополох. Платье свадебное было Ослепительно красиво.

Самоцветные каменья Он низал ей в ожерелье... Но шалунья прихотлива, Легкомысленна, сварлива,- От домашних громких ссор, Грустный, в горы он ушел. Все обдумал, встрепенулся, Улетел и не вернулся.

Он на ласточкиных крыльях Много островов обильных С ноготками, с родниками Пролетел - и до свиданья!

За море в Белмариэль, Телламин, Фантазиэль Он уплыл, чтоб воевать И набеги совершать.

Белый шлем и алый щит, Изумрудный меч блестит Яркой молнией в глазах, Всем соперникам на страх. С эльфами волшебных стран Рыцарей он побеждал, С пылкой яростью в очах Звавших биться на мечах.

Панцирь был из хрусталя, Ножны - цвета серебра, А копье из эбонита, Стрелы же из малахита. Он стрекоз всех покорил, Парадиз освободил.

После бился с рогачами, Пчелами и усачами, Ценный приз завоевал: Золотые Соты взял. На кораблике-листочке Под навесом из цветочка Песнь победы распевал И доспехи начищал.

Одинокий островок Чем-то вдруг его привлек. Там была лишь тишина И цветущая трава. Побродив совсем немного, Он отправился в дорогу, И вернулся наконец В дом свой, мешкотный гонец. Только странствуя, любив, Массу подвигов свершив Из последних самых сил, Он забыл, зачем ходил! И пришлось бедняге снова Выводить свою гондолу... Он же просто весельчак, Путник вечный и моряк.

Там, где вверх идет бугор, Добрый постоялый двор Пивом славен на весь свет. Как-то ночью Лунный Дед Заглянул на ор.

А у конюха был кот, С пьяных глаз пиликал тот: То мурлыкал, то пищал, То так просто струны драл, Потешал народ.

У трактирщика был пес, Шутки тот любил всерьез: Там, где началась потеха, Просто умирал от смеха, И на брюхе полз.

И корова там жила, Гордо голову несла, Но от музыки дурела, Как от эля, свирепела, И в присядку шла.

Украшал воскресный стол Там серебряный прибор: Были в нем большие ложки, К ним под пару также плошки Радовали взор.

Вдрызг напился Лунный Дед, Начал кот урчать, Ложки-плошки на столе, Пес с коровой во дворе Принялись скакать.

Лунный Дед еще хлебнул, И отправился под стул. Хмель свой засыпает, А меж тем светает, Ветерок подул.

Конюх тут и говорит: - Кот, а в небе-то горит! Кони Деда ржут с испуга, Их упряжка держит туго, А хозяин спит!

Кот так громко заиграл, Что и мертвый бы тут встал. Скрипка все быстрей поет, Конюх пьяницу трясет: - Дед! Никак проспал!

Покатили старика по холму, Зашвырнули второпях на луну, А коней упряжка вслед побежала, А корова, как олень, прискакала И запела прямо в такт:-М-му-у!

И еще быстрее стала скрипка напевать, Пес не выдержал и начал подвывать, Кони на головы встали, Постояльцы повскакали И давай плясать!

Струны лопнули со звоном под смычком, Вверх подпрыгнула корова кувырком, И взлетела легче мошки, А в серебряные плошки Улеглись простые ложки.

Укатилась тут луна за бугор, Солнце кинуло на землю свой взор: - Что такое? Время, вроде, вставать, Ну а все идут, зевая, в кровать? Засиделся постоялый этот двор!

У Лунного Деда опаловым светом Лучится корона и борода, Одежды мерцают и жемчуг сверкает Вкруг вышитого кушака. Но в сером плаще он угрюмо бродил, Верь ты мне иль не верь, И хрустальным ключом наконец отворил Из кости слоновой дверь.

Вздохнув тихонько, спустился легонько По лестнице тонкой и кружевной. Здесь он спокоен и очень доволен Своей затеей шальной. К блеску алмазов он вкус потерял И устал от башни своей, Сияющей светло средь палевых скал На голой лунной горе.

Дед все отдать рад за рубин и гранат Для бледной короны своей, За синий сапфир, изумруд и берилл, И искры цветных камней. Очень скучно к тому же всегда одному Взирать на мир золотой, Который, гудя и стирая тьму, Кружится над головой.

При полной луне в живом серебре Огонь он увидеть мечтал: Вместо белых лучей бесцветных камней Чтоб красным и теплым сиял, Багровый и алый, и цвета жара, И чтобы жгли языки, И чтобы сверкало, как пламя пожара, Небо бурной зари.

У Деда есть синь прозрачных глубин, Цвет дальних лесов и покой... Грезит он в тишине о людской суете И крови багряной людской. Он песен хотел, и смех чтоб звенел, Горячей еды и вина, Снежинки глотая и их запивая Призрачным светом луча.

Мечтая о мясе и пуншевой чаше, Под ноги Дед не глядел, И с лестницы скользкой старец неловкий Как метеор полетел. Падучей звездой в ночи голубой Сверкнул он, падая вниз, И угодил, брызнув пеной морской, В ветрам всем открытый залив.

Чтоб не раствориться и не утонуть, Он начал вздыхать о луне, Но тут рыбаки бедолагу нашли Качающимся на волне, Закинули невод и быстро на борт Втянули нежданый улов. А Лунный Дед светом зеленым мерцал, И вода текла с рукавов.

Против воли, его опять одного С рыбой на берег свезли. "Ступай, куда надо. Город тут рядом,"- Сказали, и в море ушли. Помочь старику дела нет никому, Лишь колокол тренькнул раз, Отметив, что он тут бродит кругом В неподобающий час.

Погашен весь свет, и завтрака нет, Знобка рассветная марь, Пепел вместо костра, и грязь, не трава, Вместо солнца - в проулке фонарь. Никто не идет и никто не поет, Слышен лишь храп из окон. Люди в кроватях, рано вставать им, Смотрят свой утренний сон.

Дед бился в ворота, закрытые плотно, И тщетно в окна кричал. Но вдруг огонек к трактиру привлек, Старец тихо в косяк постучал. Трактирщик тут сонный глянул из дома, Спросил:- Что угодно вам? - Песен, огня и бочонок вина, Чтоб красным текло по усам!

- Здесь этого нет, - пройдоха в ответ, Кинув свой хитрый взгляд. - Но коли хотите, внутрь заходите, За плату служить буду рад. Серебро тут Дед дал, чтоб щеколду поднял, Опал, чтоб он в двери пустил. Хозяин все строже: раз в двадцать дороже За стул и камин запросил.

А уж за еду пришлось старику Корону и плащ отдать. Овсянки холодной ложкой негодной Дали взамен похлебать. Черный от сажи горшок старой каши - Право, не пудинг из слив. Мир-то земной по сравненью с луной Издали только красив! Слишком рано пришел Дед за праздничный стол, Больно уж он тороплив.

На каменном стуле в пещере пустой Тролль с чавканьем кости жует. Жует их и гложет год целый, быть может, Ведь мясо само не придет!

Пришлепал тут Том в больших башмаках, Сказал:"Эй, плати за ту кость, что в руках! Ведь это мосол от дядюшки Тима, Давно уж его поглотила могила!

А тролль говорит пареньку:"Погоди! Я их стащил, значит, кости мои! Нельзя, что ли, вволю несчастному троллю Дохлого дяди мосол помусолить?!

Но Том:"Ты болтать-то зря прекрати! Украл наши кости - так живо плати! Дядин скелет - не бесплатный обед, Так выкладывай старые кости!

Тролль ухмыльнулся и Тому в ответ: "Я и тебя съем за пару монет! Могу и задаром сожрать до костей, Свежее мясо глотать веселей!

Но только собрался он Тома схватить, Обед между пальцев утек: Увертливый Том любил пошутить И дал ему добрый пинок.

Но мясо и кости покрепче скал У тролля, что кости в пещере глодал. Троллиный зад не почуял пинка, Будто ударили в бок валуна.

Еле до дома Том дохромал: Распухла нога - аж башмак не влезал. А троллю забава вышла на славу, И кости остались за ним по-праву.

Тролль одинокий на камне сидит И грустную песню поет: "Ну почему же всегда я один, И никто ко мне не придет? Всеми покинут я в Дальних Холмах, О родичах слуху нет Ни на Заверти, ни на морских берегах, Уж в памяти стерся их след.

Не пью я пива, и мяса не ем, И денег не надо мне, Но в ужасе люд запирает дверь, Завидев меня в окне. О, если б поступь вдруг стала легка, Чтоб все не крушить за собой! Но сердцем ведь добр я, улыбка светла, И повар я неплохой!

Нет! Хватит! Не стану я больше хандрить! Средь хоббитов друга найду! Помягче ступая, чтоб не навредить, Край их весь-весь обойду!" И этой же ночью отправился он В своих меховых башмаках, К утру дошагал до Глубоких Нор, А там уже все на ногах.

Навстречу ему по проулку идет Миссис Пышка с корзинкой в руке, И новенький зонтик важно несет. Тролль скромненько стал в уголке. "Привет вам, мадам! И добрый вам день! Как ваши идут дела?" Но с визгом старушка метнулась за дверь От страха едва жива.

А рядом староста Пуфф гулял, Но только шум услыхал - С испугу малиново-розовый стал И живо в норку удрал. Тролль огорчился, но, боль затаив, "Останьтесь!" - пытался сказать. Да миссис Пышка, про зонтик забыв, Забилась уже под кровать!

Пошел тролль на рынок, Но только его овцы в щель углядели, Как мигом снесли дощатый ларек, А гуси на стену взлетели. Тут фермер Свин кружку пива пролил, Схватился за нож Билл-мясник, А пес его Хват, свирепым хоть слыл, Удрал, хвост поджав, в тот же миг.

Уселся бедняга у входа во двор, Заплакав в горькой тоске. Малыш Прыткий Перри залез на забор И его потрепал по башке: "Чего разревелся, гигантский чурбан? Внутри-то похуже, чем здесь!" - И дружеский троллю отвесил удар. Тот в улыбке расплылся весь.

Воскликнул:"Перри, мой дорогой! Скорей прыгай на спину мне! Галопом умчу я тебя, мальчик мой, На чашку чая к себе!" Мальчишка взлетает на плечи к нему: "Поехали! Я готов!" Пришлось этой ночью у тролля ему Немало уплесть пирогов.

Там был и бисквит, и воздушный крем, Но Перри старался умять И кекс, и сливки, и сливовый джем, Хоть стала куртка трещать. Пел котелок, и грел камелек, Ужин удался всем, Перри взялся за отличный чаек, И чуть не утоп совсем.

Наевшись по горло, спокойно друзья Смотрели, как уголь горит. "Хочешь учиться готовить, как я?" - Тролль пареньку говорит7 - "Делать печенье и кремовый торт, И хлебцы, что тают во рту? Возьми на ночь плед потеплее, вон тот, А урок начнем по утру!"

"Эй, Перри, где был ты?" - спросили его. "На чае! - сказал он в ответ. - Там кремовый торт был вкуснее всего, Но и к кексам претензий нет." "А где угощали-то? В наших краях? Иль съездил в Пригорье само?" Но Перри не мальчик в таких делах: "Сболтнуть вам? Еще чего!"

"Я знаю! - пронырливый Джек закричал, - Я знаю отлично "где"! Он к Дальним Холмам вчера ускакал На старого тролля спине!" Тут валом в дорогу народ повалил: В телегах, на пони, пешком, - Туда, где, по-слухам, уж долго тролль жил, Где вьется дымок над холмом.

В ворота они принялись колотить: "Пожалуйста, выйди к гостям! И кремовых кексиков два или три, А можно и больше, дай нам!" "Ступайте! Гостей я сегодня не жду! И их приглашаю я сам! А торт мой я только для Перри пеку, И только по четвергам!

Толпе такой в домик мой не войти. Ишь, подняли шум и гам! Все сласти Перри успел уплести, И их не оставил он вам! А вас, миссис Пышка, Пуфф, Джек и Свин Я видеть совсем не хочу! Нужен мне только лишь Перри один, Всех прочих и в дверь не пущу!"

Наш Прыткий Перри совсем растолстел От крема, и торта, и сливок, Сюртучные пуговицы не у дел, А шляпа ползет на затылок. И каждый четверг он у тролля в гостях Поваренка играет роль. Все выше становится, шире в костях, И все меньше кажется тролль.

Скоро известным он пекарем стал, От Пригорья до Моря поют, Что хлеба румяней никто не встречал, Булок лучше нигде не пекут. Но кремовый торт, признает Перри сам, Вкуснее того не бывает, Каким тролль доныне по всем четвергам К чаю его угощает.

Сквозь горные стены нелегок ваш путь

Как мышь сер мой бок И как дом я высок, Нос - как большая змея, И тяжко вздрагивает земля, Когда я топчу траву. Деревья трещат, когда я иду, Шевеля большими ушами, Жизнь свою не меря годами. Могучая поступь окрест слышна, На землю я не ложусь никогда, Даже когда умру. СЛОНОМ я себя зову, Тварей прочих крупнее, Больше, выше, старее. Если увидишь меня ты, Никогда не забудешь меня ты. Но если не видел меня ты, Никогда не поверишь в меня ты, Хоть старым слоном себя я зову И никогда я не лгу.

Был некто, и жил он совсем один,

Но в сумерках серых пришла госпожа

С тех самых пор позабыла она

Из блеска первой луны, из юного солнца лучей Боги создали клад песней волшебной своей, И серебро засверкало в травах просторов степных, И золото полнило волны бурных потоков седых. Прежде, чем гном проснулся, дракон расправил крыло, Или земля обнажила огненное нутро, Прежде, чем вырыли ямы, в глубоких долинах лесных Жили древние эльфы, хранители чар колдовских, И дивные вещи творили, и нет их в мире ценней, И пели, когда создавали короны своих королей. Давно те песни замолкли, свершился суровый рок, Цепи их заглушили, пресек их стальной клинок. Алчности в темных чертогах чужды песни и смех, Трясется она над богатством, что копит в тайне от всех, Валит изделия в груды из золота и серебра; Тем временем эльфов обитель стала пуста и темна.

В гулкой черной пещере жил старый-престарый гном, Весь век просидел под горою над золотом и серебром. С молотом и наковальней расстался он только тогда, Когда от вечной работы высохла в кость рука. Чеканил одни лишь монеты и звенья богатых цепей, Надеясь, что купит этим могущество королей. Но слух его притупился, и зренье он стал терять, И скоро гному осталось лишь камни перебирать. Губы его посерели, и все же в улыбку ползли, Когда меж скрюченных пальцев алмазы на пол текли. За стуком их не расслышал тяжкой поступи он, Когда у реки приземлился юный свирепый дракон: Огнем дохнул сквозь ворота, от сырости стылой ярясь, И кости гнома упали пеплом в горячую грязь.

Под голой серой скалою жил старый-престарый дракон, Сверкая от скуки глазами, лежал в одиночестве он. Юность давно умчалась, и пыл свирепый остыл. Сморщенный и шишковатый ящер в изгибе застыл Над кучей сокровищ, направив к ним думы, и зренье, и слух; За многие, долгие годы огонь в его сердце притух. В скользкое брюхо вдавились камни бесценной броней, Запах монет вдыхал он и блеск освежал их слюной, Все ценности, что хранились под сенью обширных крыл, Помнил с первой минуты и ничего не забыл. На жестком ложе вздыхая, дракон о ворах помышлял, И в снах своих беспокойных нещадно их истреблял: Теплое мясо глотал он и кровь горячую пил... Довольный сквозь дрему собою, уши змей опустил. Звон кольчуги раздался, но дракон не слыхал, Как юный отважный воин вызов на битву кидал. Зубы - кинжалы у змея, а шкура тверда, как рог, Но полыхнул в подземелье яркий заветный клинок. Вскинулся ящер, и тут же свистнул жестокий удар, Тело рассек и мгновенно век старика оборвал.

Сидел на высоком троне старый-престарый король, Грел бородою колени, слушал суставов боль. Ни песни, ни вина, ни яства его развлечь не могли: К тайному подземелью мысли его текли, Где в сундуке огромном под низким сводом лежат Золото и алмазы, с боем добытый клад. Дверь того подземелья засов железный держал, Проход к той двери тяжелой один лишь владыка знал. Слава его угасла, и суд неправеден был, Мечи его приближенных долгий покой затупил. Замок пустеет, ветшает, запущен дворцовый сад, Зато под рукой королевской хранится эльфийский клад. Не слышал рогов он раскаты на перевале в горах, Не чуял запаха крови на смятой траве в степях... Замок его полыхает, рыцари все полегли, В холодной глубокой яме свои он окончил дни.

Лежит в глухом подземелье древний-предревний клад, За всеми забытой дверью ничей не смущает он взгляд, К этим угрюмым воротам смертных следы не ведут, На старых могильных курганах травы забвенья растут. Мертвых сон не тревожат трели птиц в вышине, Дует соленый ветер в чистой небес синеве, Дует над темной горою, где Ночь хранит древний клад, Пока круг времен завершится и эльфы вернутся назад.

У моря я шел и в прибое нашел И весь долгий вечер летело Как звезду на мокром песке навстречу Белый рапан, что морем шуршал, Дальнее пенье ко мне, Трепеща в моей мокрой руке. И зайцы скакали, меж норок играли, Его я качал и гул пробуждал Снегом белея в траве, В его глубине. Буй печальный Крались барсуки, вились мотыльки, Плясал на волне, и зов в тишине Сновали туда и сюда... По волнам шел, слабый и дальний А музыка пела, в долине звенела:

Тихо беседу ведут. Птицы стонали и причитали, И шепот шел из пещер, Тюлени урчали, волны рычали, Окна закрыты, и двери забиты, И брызгами лед летел. Дорога пуста предо мной... Пахло зимой. Туман пеленой Встретил лишь дождь... Окутал годы мои. Я выбросил прочь Снег выпал бледный, на берег Все, что унес с собой:

Фириэль проснулась, к окну подошла, Корабль показался на глади речной, Смотрит в серый и хмурый рассвет. Высокий нос золотился, Резок и звонок крик петуха, Лебеди плыли пред ним чередой, Смутны тени и смутен свет. Сзади след пенный вился. Темной стеною деревья стоят, Эльфы весла держали в руках, Но листва их еще не видна. Плащи серебристо серели, Ветер холоден, кроны едва шелестят, И трое меж них в королевских венцах, Щебет птиц, а за ним тишина. Их кудри по ветру летели.

Недвижна дева, как образ в окне, Играли на арфах и пели они, Но вот длинный луч побежал А весла падали в такт: С верхушек древесных к росистой траве "Край наш зеленый в душистой тени, И искрами в ней засверкал. Где птицы весной гомонят! Скользнули тут стройные ноги к дверям Пусть золотая взойдет заря Мелькнули по лестнице вниз, И в ясный день перейдет! Летящей походкой по мокрым лугам Прежде чем хлебом одарит земля, Ступали средь радужных брызг. Немало цветов расцветет!"

Камнями горел девичий убор, "Куда вы идете, Прекрасный Народ? Когда та спустилась к реке Несет вас речная гладь И стала у ивы, направив взор В сумерки леса, средь тайных чащоб На рябь в бегущей воде. Иную обитель создать? С ветки сорвался синий удод, Иль к островам в холодных морях, Нырнул и вспорхнул опять, Чьи камни гложет прибой, Кувшинки неспешно вели хоровод, Жить одиноко на тех берегах, Тростник стал о чем-то шептать. Где лишь чайки кричат над волной?"

Вздыхали пряди волос на плечах, "Нет, о дева! - ответили ей, - И в утреннем свете мерцало Путь ведет нас последний Ее отраженье в дрожащих струях... Прочь от ваших грозных морей, Вдруг пенье вдали зазвучало. От западных гаваней бледных. Тихим эхом светлый хрустальный Уходим навеки в родные края

Оставив смертным землю разлук, Но только дева успела шагнуть, Средиземье мы покидаем. Ноги в мокрую глину ушли. Над родиной эльфов плывет чистый звук, Стоит Фириэль. Преградила ей путь Там колокол с башни вещает. Цепкая хватка земли. Здесь вянет трава, облетает листва, Течением мимо проносит корабль, Луна и сонце хиреют. И девушка шепчет вслед: К нам зов несется издалека "Я смертная, этой земли я дитя, И манит нас силой своею. И Ее не покину, о нет!"

Не он ли на берег привлек тебя?" Вернулась она лугами домой, Тут замерли весла гребцов. И платье с камнями сняла, "Приишедшей наша открыта стезя. В темной одежде с тугою косой Оставь же землю отцов. Взялась за дневные дела. Здесь дни твои быстро к концу Вечер пришел, и угас, как всегда,

[back]

первоначальный материал был взят с http://lib.ru/TOLKIEN/